*************************************************************
Автор: [Exiled Shtern] feat. Танююк KoLLon-Ka
Название: R.I.P
Дисклеймер: Все права на ориджинал принадлежат мне и Танююку.
Жанр: extreme dark
Размещение: Запрещено.
Рейтинг: NC-17.
Пара слов от автора: Посвящается Irka_Tesla. Вечная память.
*************************************************************
Перед ее глазами тяжелая металлическая дверь.
Из того места, где должна быть кодовая панель, в беспорядке сиротливо торчат несколько грубо порванных проводов. Одним из них проткнута пустая пачка из-под дешевых сигарет.
…Она настороженно переводит дух и, закинув концы пушистого шарфика за плечи, робко касается корявой дверной ручки.
Эта дверь ведет в заброшенный, обшарпанный подъезд пятиэтажного дома, списанного за ненадежность, но отчего-то так и не снесенного. Единственными жителями пятиэтажки, из которой буквально за неделю в спешке разъехались все жильцы, стали грязные бомжи, безнадежные алкоголики, выгнанные из квартир уставшими женами, и бездомные проститутки, иссохшие тела которых истощены венерическими болезнями, голодом и бессонными ночами. Подъезд давно пропах резким, кисло-сладким запахом мочи, едким сигаретным дымом и вонью технического спирта, смешанного с одеколоном. Окна здесь выбиты, из рам торчат длинные гнутые ржавые гвозди; на одном окне за эти гвозди зацеплена плотная пленка, которая отзывается каждому дуновению ветра визгливым полусвистом.
Стены, небрежно размалеванные выцветшей краской, измараны густыми подтеками чего-то багрово-красного. Рядом с одной из дверей тем же багрово-красным небрежно написаны слова «Rot In Pieces!».  На холодном полу валяются мокрые газеты, от которых отвратительно смердит протухшими рыбными галетами, пустые бутылки, короткие замусоленные окурки и липкие полиэтиленовые пакеты.
…Она испуганно прижимает руки к груди и шагает тихо-тихо, боясь что-либо задеть. Здесь все кажется ей враждебным. Каждая газета, тихо шелестящая под тяжелым дыханием ветра нечистот, каждый окурок, испачканный отпечатком ярко-розовой помады, каждый гвоздь, торчащий из перил…
Впереди темно и страшно. Сквозь три кривых выбитых окна в подъезд хмуро бьются редкие лучи сизого солнца октябрьского полудня, слабо освещая полумрак помещения.
С замиранием сердца Она делает несколько нетвердых шагов вверх по лестнице и невольно останавливается – под ногой с омерзительным всхлюпываньем покорно расплывается что-то вязкое и клейкое.
Она вздрагивает. Судорожно вдохнув воздух, оступается, делает шаг назад и инстинктивно опирается рукой на стену, чтобы не упасть. Уже через секунду резко отдергивает ладонь от холодного бетона, как от раскаленной плиты. Широко и тревожно распахивает глаза.
…По ступени размазана густая, грязно-розовая комковатая гниль. Ступенью выше валяется консервная банка из-под тушенки, доверху заполненная окурками.
…Она встряхивает головой, поправив закрывшие глаза длинные пряди волос, осторожно перешагивает через грязную ступень и выходит на лестничную клетку. Прижимая к груди плюшевого мишку и нервно переступая с ноги на ногу, что-то торопливо ищет взглядом в полумраке подъезда. В глазах Ее лихорадочно бьются искорки неподдельного страха.
Вдруг тишину нарушают надсадные спазмы страшного, клокочущего кашля, а в темноте одного из проглоченных тьмой углов что-то начинает возиться, громко шурша газетами.
Она дергается с места. Отступает назад, но не убегает. Продолжает напряженно приглядываться.
Через минуту кашель затихает, уступая место тяжелым, сипящим вздохам, почти переходящим в тихие стоны рычаще-жалобных интонаций. Неожиданно в углу загораются два ярко-белых пятна, а свет из окон озаряет завиток засаленных, спутавшихся в безобразные колтуны взлохмаченных косм сидящего в углу.
Она делает неуверенный шаг вперед и, стараясь не шуметь, снимает с плеч мягкий рюкзак. Не отрывая настороженного взгляда от угла, дрожащими руками достает из сумки маленький фонарик.
…Пучок яркого света освещает угол и в ту же секунду срывается, дернувшись резко вверх и в сторону. Фонарик падает на пол, красивый брелок на нем отрывисто и жалобно звякает об бетон. Оглохшую мрачную тишину разрывают поспешный топот стремительных шагов, переходящие на отчаянное рыдание горловые всхлипывания и – громкий стук захлопнувшейся тяжелой двери.
Прохожие настороженно оборачиваются на рыдающую девушку.
…Она бежит прочь, не видя дороги.
Бежит тяжелой, сбивающейся на шаг нетрезвой рысью, - ее ноги заплетаются. Она поминутно падает, но снова встает. Ее коленки уже изуродованы глубокими ссадинами, а нежно-голубой мех озорных девичьих сапожек с помпончиками свалялся, изгвазданный буро-красной, смешанной с дорожной грязью кровью. Длинные волосы растрепались и в болезненном беспорядке ниспадают на бледные щеки, по которым безобразными разводами течет синяя тушь.
Прохожие удивленно оборачиваются на громко рыдающую девушку.
Ее ноги внезапно подкашиваются. Обессиленная, она неуклюже падает на щебень, но в ту же секунду приподнимается на коленях.
Обратив ненавидящий взгляд полуслепых глаз к издевающемуся оскалу тусклого солнца, впивается длинными крепкими ногтями себе в лицо, расцарапывая его. Она что-то кричит светилу, но в крике ее, срывающемся на ужасный, терзающий душу вой, невозможно разобрать слов.
Прохожие ошеломленно оборачиваются на судорожно рыдающую девушку.
…А ей до сих пор в свете гадко хохочущего солнца мерещатся короткие пряди светлых волос, два закатившихся, превратившихся в идеально кипенные бельма глаза на нежном личике, до посинения крепко стянутые бечевой безвольные руки с исколотыми венами и футболка, разодранная на груди чьим-то грубым рывком…